Под крылом самолета

Жизнь сложилась так, что свою родину Южный Урал я оставил сразу же после окончания школы, наезжая туда сначала регулярно а, потом, после того как умерла мама, эпизодически. В родном городе остались лишь дальние родственники и видимых причин для поездок, казалось, не осталось совсем. Но странное дело, чем дальше уходили школьные годы, тем сильнее с каждой весной обострялось чувство дома.

Последний, более чем десятилетний, перерыв в посещении родных мест слишком затянулся. Шел девяносто второй год, и во мне подсознательно нарастала щемящая тревога и предчувствие, каких то не хороших перемен. Я понял, что тянуть дальше не стоит и начал собираться на Урал.

Было совершенно ясно, что этот дальний путь мне предстоит совершить со своим четвероногим другом.

Я написал письмо родственникам, кратко объяснив особенности моего предстоящего визита. Ответ пришел положительный, и это ободрило.

После недолгих раздумий, решил, что лучше всего на Урал нам лететь самолетом, поскольку трёхсуточное пребывание в поезде в летнюю духоту, будет утомительным и для меня и для собаки. Приобрёл билеты в оба конца. Без труда договорился с приятелем, страстным собачником, о том, чтобы он отвёз нас в аэропорт и встретил там, в день нашего возвращения.

Пёс мой быстро уловил, что предстоит какое-то необычное путешествие. За несколько дней до отъезда он начал заметно нервничать. Честно говоря, нервничал и я и, скорее всего, это от меня ему передалось. Но, к чести нас обоих, мы старались тщательно скрыть друг от друга эту нервозность.

Больше всего меня беспокоило, как он воспримет аэропорт, переполненный в эти летние месяцы пассажирами, и многочасовое пребывание в самолете. Ведь с детства он привык к тишине уютной квартиры, зелени тенистого парка, и, в общем, то, к нешумному ритму приморского города.

Ночь перед отъездом из дома мы оба спали не спокойно.

Утром, в назначенный час за нами приехал мой приятель. Мы попрощались, с заметно волновавшийся нашей хозяйкой, и подхватив свой нехитрый скарб, отправились в путь.

Прибыли в аэропорт. Толпы людей, скопище и мельтешение машин, гул самолетов. Пёс ведёт себя спокойно. Правда, он весь сосредоточен и несколько обескуражен. Постоянно оглядывается на меня и трётся о мою ногу. Я его ласково успокаиваю, хотя внутри меня самого тоже всё напряжено.

Вскоре объявили посадку на наш рейс.

Перед входом в “накопитель’ приветливая девушка-контролёр, улыбаясь, сказала: “Этого красавца необходимо взвесить и оформить на него багажную квитанцию”. Не успела она рукой указать на весы, стоявшие рядом у входа, как этот умница, уже балансировал, стоя на платформе весов.

В “накопителе“ порядком набилось народа. Пёс мой прижался к ноге и тихонечко заскулил. - Не грусти брат! Скоро мы с тобой полетим далеко-далеко, - как можно ласковее обратился я к нему и потрепал за шею. Он затих, только ещё плотнее прижался ко мне. Так мы с ним и стояли пока не объявили посадку в самолет.

Выйдя из автобуса, доставившего нас к самолёту, ризен растерялся от необозримой шири раскалённой солнцем бетонки и гула самолетов, совершающих взлёт, посадку и рулёжку недалеко от нас. Глаза его сделались огромными и необычно тёмными. От напряжения, каждый мускул тела, рельефно вырисовывался, а обрубочек хвоста, замер в вертикальном положении. Я дружески похлопал его. Постепенно он успокоился.

Пассажиров на наш рейс было много. Почти у каждого масса всякой ручной клади, поэтому посадка шла довольно медленно. Нам спешить было некуда. Вся наша поклажа - рюкзак у меня за спиной и намордник на ризене.

Чтобы не жариться на солнце и не волновать пса, я отвёл его в тень, под крыло самолёта.

Обследован стойку шасси и колёса, с любопытством понаблюдав за работой механика, проверявшего самолёт, мой спутник, как-то глубоко и грустно вздохнул и улёгся на бетонку, свернувшись калачиком.

О чём он думал в эти минуты? - Бог весть, но мне почему-то, стало, его очень жаль...

Чтобы представить пса родственникам во всей ризенской красе, я заранее его тщательно оттримминговал, поэтому он, как говорят собачники, был “хорошо одет” и выглядел весьма привлекательно.

Своей элегантностью друг мой покорил стюардесс, обслуживавших наш рейс, и мы летели с комфортом. Нам отвели в конце салона отменный уголок. Между моим креслом и бортом самолёта имелась продолговатая ниша, где пёс мог удобно разместиться. Место рядом, ближе к проходу, оказалось свободным, так что мы никому не создавали никаких неудобств.

Тщательно обнюхав отведенную для него нишу, пёс лёг, положил морду на передние лапы и закрыл глаза. Но как только самолет начал стремительный разбег по бетонке, он резко вскочил, сел столбиком и дико озираясь, стал крутить башкой из стороны в сторону, пытаясь понять, что происходит.

От гула турбин, вибрации корпуса и, характерной при разбеге самолёта, тряски, глаза его опять сделались огромными. Я погладил его, мягко, но настойчиво, наклонил голову и прижал к себе. Он, почувствовав надёжную опору, как-то по-детски, доверчиво прильнул ко мне.

Оторвавшись от бетонки, самолёт круто начал набирать высоту. Тряска прекратилась, вибрация стала меньше, а гул турбин - монотонно-ровным. Но, из-за резкого перепада давлений, псу заложило уши. Он затряс головой, раскрыл пасты, жадно сглотнул несколько раз слюну и уткнулся мордой ко мне в колени. Так и просидел до тех пор, пока не перестало давить на уши, а из вентиляционных рожков в салон не пошел прохладный воздух.

Успокоившись, ризен виновато посмотрел на меня. - Молодец! Ты просто молодец! - подбодрил я его. В ответ он подтянулся на передних лапах и лизнул меня в щёку. Потом, лёг в свою нишу, устроился там поудобнее и заснул.

Весь перелёт он практически проспал. Но спал не спокойно. Часто просыпался, приподнимал голову и посматривал на меня, как бы желая убедиться, что я рядом, со мной всё в порядке и ни какой опасности ниоткуда нет.

Не знаю от чего, но вдруг подумалось - всё ж таки странная штука наша жизнь. За прожитые годы я встречался со многими людьми, общался с ними в различных ситуациях. Некоторые в последствия стали мне хорошими приятелями, единицы — друзьями, но ни с кем из них, никогда я не ощущал такого душевного комфорта, спокойствия и уверенности в себе, как с этим чёрным псом, который, всё понимает, и искренне воспринимает меня со всеми недостатками и сложностями моего характера.

Когда самолет начал снижаться и снова начало давить на уши, пёс проснулся. Вскочив, он удивлённо вперил в меня свои глаза. Видно было, что со сна он никак не может понять, где он и что происходит вокруг. - Ну, вот мы и прилетели - весело сказал я ему и взъерошил чёлку. Он принял мой игривый тон:- начал покусывать руку и тыкаться в меня мордой. Так он делал всегда, когда приглашал с ним поиграть...

После приземления самолёта, как обычно, ещё до подачи трапа, пассажиры начали суетиться. Он тоже занервничал. Но короткое: - Сидеть! - подействовало безотказно. Пес сел в своей нише, навострил уши и с напряжением начал следить за окружающей суетой.

Из самолёта мы выходили последними. девчата стюардессы, провожая нас, приветливо улыбались псу. Когда он проходил мимо них, потрепали за чёлку и пожелали “Счастливого пути”, а мне сказали — “Великолепная и воспитанная у Вас собака.”

Еще дома я попытался представить, как поведет себя мой ризен в первые минуты на уральской земле. Ведь через несколько часов полета он окажется в совершенно, незнакомом ему окружающем мире, встретится с чужими запахами. Но и тут он оказался на высоте.

Пес деловито, словно делал это сотни раз, сбежал по трапу. На секунду остановился. Внимательно огляделся по сторонам. Приметил вдали желанные кусты и решительно направился к ним. Тщательно и сосредоточенно обнюхал все вокруг, сделал свои собачьи дела и поднял на меня свою умную морду, как бы спрашивая: “Куда нам теперь?“ — “Пойдем путешественник!” - весело сказал я, и мы направились к автобусной остановке.

Вскоре подошел нужный нам автобус, и мы заняли в нем свое привычное место на задней площадке.

Едва автобус отправился в путь, как пес встал на задние лапы, а передние положил на выступ заднего стекла салона и с любопытством стал наблюдать за незнакомыми пейзажами за окном.

Вдруг он насторожился и напряженно уставился в одну точку. Проследив за его взглядом, я увидел, как из леса, на обочину дороги, выходит женщина с ризеншнауцером. Я страшно изумился - это же надо, первая собака, которую мы увидели на уральской земле - ризен! В руках у женщины была полная корзина грибов. — брат! ризен да еще с полной корзиной грибов у хозяйки, это хорошая примета” - сказал я своему четвероногому спутнику. В ответ он удовлетворенно хрюкнул, Опустил передние лапы на пол, сел столбиком и с интересом принялся рассматривать находящихся в автобусе людей. Так незаметно мы и доехали до нашей остановки.

Родственники нас уже ждали. Радостно встретили. Ризен мой вежливо со всеми поздоровался, дружески виляя обрубочком хвоста. Нам отвели небольшую, но уютную комнату, которая ему сразу же понравилась. После короткой вечерней прогулки, мытья лап и ужина, он блаженно растянулся на подстилке возле моего дивана, сладко зевнул, закрыл глаза и безмятежно заснул. Глядя на него, мирно посапывающего, я в душе благодарил своего четвероного друга и неутомимого путешественника за его мужество и стойкость.

 НА УРАЛЕ

На следующее после прилёта утро, встали рано. Воскресенье. Все вокруг ещё спали, а мы отправились на первую прогулку. После ночного дождя утро было свежим, солнечным и тихим. Начали наш вояж с обхода окрестностей дома. Друг мой подолгу и очень тщательно обнюхивал каждый метр своего маршрута, старательно расшифровывал хитроумные собачьи записи на кустах и штакетнике палисадника, периодически поднимал лапу и оставлял свои визитные карточки.

Закончив обход, отправились в близлежащий сквер, пустынный в эту раннюю пору. Пёс в незнакомой обстановке освоился быстро. Радостно хрюкнув, он сделал передо мной какой-то немыслимый акробатический трюк и начал носиться, залихватски перепрыгивая через ровно постриженные кусты декоративного обрамления аллей.

Выскочив на небольшую, уютную полянку, густо поросшую душистым клевером и ярко желтыми цветами одуванчика, он с размаху бросил себя на изумрудное покрывало лужайки, которое в солнечных лучах причудливо сверкало, бисером дождевых капель.

Повалявшись вдоволь на непривычно мягкой, ароматной и прохладной траве, от счастья, переполнявшего его собачью душу, ризен разразился какими-то гортанными, певучими звуками, разрушая хрупкую утреннюю тишину сквера.

Домой мой путешественник пришел весь мокрый, но чрезвычайно довольный первой прогулкой. Передохнув и позавтракав, решили отправиться в центр города.

Центр миллионного, старинного уральского города, для меня означал не просто некое географическое место.

Здесь прошли моё детство и лучшие юношеские годы.

длительное отсутствие в родных местах, создавало волнующий настрой и обостряло восприятие всего окружающего.

Чтобы подготовить себя к встрече с родительским домом, вышли из трамвая за несколько остановок от него.

Моё волнение передалось и ризену. Он шел тихо, не отвлекаясь по сторонам и не натягивая поводка. Своими умными глазами, изредка, понимающе посматривал на меня и, как бы подбадривая, нет-нет, да и дотрагивался носом до руки.

Родной город за эти долгие годы моего отсутствия сильно изменился и я иногда с трудом узнавал знакомые с детства места.

Но самое неожиданное ждало меня после того как, миновав мост, мы свернули за угол старинного дома бывшей телефонной станции, и вышли на улицу, где я вырос.

Я с изумлением увидел, что дома-то моего нет, как нет на этой улице вообще, насколько проникал взор, никаких домов. Родных, милых сердцу покосившихся и вросших в землю, деревянных домов, с почерневшими и растрескавшимися от времени бревнами, с деревянными ставнями и резными наличниками окон. Всего этого не было, как будто этого не было никогда. Я остолбенел. Я не мог поверить в это, но это было так.

Теперь здесь был необычный парк с извилистыми аллеями, в излучинах которых хитроумно, были разбросаны десятки каменных глыб. Здесь были граниты с вкраплениями гранатов, лазуриты, различные виды яшм, друзы горного хрусталя, полевые шпаты, сланцы, мрамор всех оттенков и много других поделочных камней, которыми так богат Урал.

В центре парка были устроены искусственные водоёмы по форме напоминавшие озера. Они соединялись между собой каналами с целым каскадом водопадов. Молодые рябинки, березки, черемухи и тополя, от легкого ветерка с реки, весело шелестели изумрудной, умытой дождем листвой.

Яркая желтизна дорожек, фантастический блеск миллионов кристаллов и кристалликов каменных глыб, ласкающая взор, зелень газонов, мелодичное журчание водопадов, воздушная стройность юных деревьев, создавали ощущение очень нежного и очень хрупкого миража. Казалось, стоит пошевелиться и все это великолепие в миг исчезнет навсегда.

В растерянности я стал искать глазами место, где когда-то стоял родительский дом, но даже знакомых ориентиров не сохранилось, а упрятанная в гранитные берега и обнесенная ажурной чугунной решеткой, любимая с детства река, только путала моё воображение.

Я присел на скамейку, вырубленную из ствола вековой ели. Отстегнул карабин поводка от ошейника своего четвероного спутника. - Гуляй дружище! - тихо сказал я ему, а сам погрузился в нахлынувшие на меня воспоминания.

Пёс повел себя не обычно. Он не рванул, как это делал всегда, радуясь обретенной свободе, а деликатно, как бы стараясь не мешать побыть мне наедине с собой, тихонечко отошел в сторонку и, опустив голову, сосредоточенно начал обследовать окружающие предметы. Однако меня он не выпускал из виду, и периодически, тепло и по-дружески поглядывал на меня со стороны.

Осмотров ближайшие окрестности, ризен лёг, вытянув перед собой лапы, положил на них свою могучую морду и замер.

Из парка мы направились к центральной площади города.

В дни моей юности, это было любимое место молодёжи. В субботние и воскресные вечера здесь всегда играли духовые оркестры, собиралось много народу потанцевать, пообщаться с друзьями.

Площадь была огромной. С трех сторон её ограничивали монументальные красавцы дома с гранитными цоколями и зеркальными витринами магазинов. С четвёртой стороны к ней примыкал сквер с величественным фонтаном - Пойдем теперь в сквер, будем знакомиться с фонтаном, - сказал я своему спутнику.

Пройдя тенистой аллеей, мы оказались перед чашей фонтана.

Впервые в жизни, увидев, как под большим напором, десятки упругих струй воды стремительно взлетали вверх и потом, разрушаясь там далеко вверху, с нарастающим гулом, мириадами больших и малых брызг падали вниз пёс был поражен От удивления глаза его расширились, усы распушились, а на морде был неописуемый восторг.

Я не трогал его, давая осмыслить увиденное. Когда оцепенение прошло, природное любопытство стало подталкивать его вперед. Осторожно, мелкими шажками, приближался он к чаще фонтана.

Чтобы не спугнуть хрупкий момент достижения истины, я тихонечко отстегнул поводок

Подойдя вплотную к фонтану, ризен внимательно стал наблюдать за взлетающими и падающими струями воды. Затем осторожно занёс и поставил на бордюр сначала одну, потом вторую лапу. После секундного колебания запрыгнул на бордюр и, балансируя, двинулся по кругу. Завершив обход, вернулся на прежнее место, спустил задние лапы на землю и замер в нерешительности.

Любопытство одолевало его. После недолгого колебания, навалился на бордюр грудью и начал тихонечко опускать передние лапы в чашу. Когда одна из них коснулась воды, он резко отдернул её. Но затем решительно погрузил в воду сразу обе лапы. Почувствовав знакомую, приятную прохладу, пес совсем успокоился, устроился поудобнее и, с опущенными в воду лапами, замер надолго.

По его напряженной позе и полной отрешенности от окружающего было видно, что фонтан произвел на него необычайно сильное впечатление.

Я сидел поодаль на садовой скамейке в тени цветущей липы, не мешая наслаждаться своему другу чарующей музыкой хрустальных струй, искренне понимая, что может быть это одно из самых ярких открытий в его собачьей жизни...

Ночью опять шел дождь, оттого, наверное, спалось нам крепко и безмятежно. Но первые же лучи солнца, пробившиеся через неплотно задернутые гардины, в миг вернули нам бодрость и острое ощущение ожидания очередного чуда.

Все эти дни МЫ оба пребывали в каком-то радостно-возбужденном состоянии. Я, потому что через многие годы, осязаемо, соприкоснулся со своим далеким детством, мой четвероногий спутник, потому что открывал для себя совершенно иной мир.

Родственники, понимая нас, были чрезвычайно деликатными и не обижались на то, что мы с раннего утра уезжали в город и пропадали там целыми днями.

Познакомив пса с основными достопримечательностями города, я решил, что пора нам отправляться в ближайший сосновый бор.

Выбрали будний день, когда горожане в основном на работе и транспорт не особо загружен. Погода благоприятствовала поездке. день был солнечный, но не жаркий.

Маршрут был длинный, и мы с интересом рассматривали всё, что мелькало за окнами.

Сразу же за конечной остановкой, начинался центральный городской парк, который являлся частью природного соснового бора.

Миновав парк с причудливыми, старыми каменоломнями, заполненными зеленоватой водой и поросшими кустарниками и камышом, мы углубились в лес.

Лес в эту пору был великолепен.

Желто-коричневые, прямые как стрелы, стволы сосен от верхового ветра слегка покачивались, создавая иллюзию огромного театрального занавеса, который вот-вот должен подняться, чтобы представить взорам притихших зрителей великолепие волшебных декораций чарующей сказки.

Здесь, внизу, молодой ельник, березки, ольхи и осины, были неподвижны и очень торжественны.

Через зеленую кисею сосновых крон на землю падали тонкие солнечные лучи, необыкновенно красиво подсвечивал заросли папоротника.

У самой земли, то тут то там, отдельные лучики зажигали рубиновым светом ягоды костяники. Велюровый серо-коричневый ковер из опавшей хвои, делал шаги совершенно неслышными.

Ошеломленный величием лесного царства и необычной тишиной, пёс мой притих. Он сторожко следовал рядом, удивленно оглядываясь по сторонам.

Где-то вдалеке упала шишка. Ризен замер. Внимательно прислушиваясь, он принял выжидательную стойку. Потом вопросительно посмотрел на меня. - Это же шишка -, весело сказал я ему - Гуляй брат, гуляй! Посмотри как всё вокруг здорово!

Потянув носом напоённый сосновой смолой и травами, густой, ароматный воздух, ризен расплылся в широченной улыбке и во всю глубину своих могучих легких, огласил лес заливистым лаем.

Радуясь обретенной свободе, он нырнул в густые за- росли и начал с наслаждением носиться между деревьями.

О месте его нахождения я судил по колебаниям листьев папоротника, да по вздрагиванию веточек молодой сосновой поросли.

Отмотав несколько кругов, он неожиданно вынырнул из лесной чащи прямо передо мной. Весь он был в сухих иголках и паутине, широко раскрытые глаза, искрились радостью, а наклоненная на бок морда светилась восторгом и беспредельным счастьем.

- Ну, что нравится? - улыбаясь, спросил я. - Гуляй! Гуляй! - и он опять надолго пропал в лесных зарослях,

Не спеша, без определенного маршрута, мы всё дальше и дальше углублялись в лес, пока не набрели на великолепную поляну.

Окруженная со всех сторон лесом, она густо заросла травой, доходившей мне до пояса.

На фоне сочной зелени, удивительно красивы были огромные лесные лилии, Стройные розовые свечи стальника, и улыбающиеся солнца адониса. В центре поляны я увидел пень, густо поросший мхом. Присел на него и с наслаждением подставил лицо мягким солнечным лучам, незримо ниспадавшим с небесной высоты.

Опьяненный лесным воздухом и обласканный нежарким солнцем, мой ризен тоже рухнул в густую траву, распластался на боку и надолго замер. В первозданной тишине было слышно, как он с наслаждением дышат ароматом доселе неведомых для него трав.

Глядя на своего счастливого друга, я, как бы ставя последнюю точку в споре с самим собой, совершенно отчетливо, обращаясь в никуда сказал - да! Ради этого стоило нам преодолевать тысячи километров! Стоило! - От моего неожиданного монолога ризен приподнял голову, внимательно и как-то по-особому тепло, посмотрел на меня, отрывисто, утвердительно гавкнул и снова рухнул в траву.

Незаметно и стремительно пролетели дни нашего общения с Уралом. Многого мы, конечно, не успели увидеть, но и того, что увидели, по своей насыщенности и яркости впечатлений, хватало с избытком.

Я уговорил родственников не провожать нас в аэропорт. Во-первых, чтобы не травмировать пса, так как за это время он к ним о очень привязался, а, во-вторых, мне хотелось побыть одному, чтобы осмыслить всё увиденное и пережитое за эти дни...

И на этот раз в салон самолета мы вошли последние. Легко и грациозно взбежав по трапу, мой пес резко остановился и замер в напряженной стойке. Медленно поворачивая голову, он грустным взглядом осмотрел даль.

Там в робких утренних лучах восходящего солнца, чернела зубчатая полоска, так полюбившегося ему уральского леса.

В этот момент, наверное, он всем своим собачьим нутром, чувствовал, что эту красоту он больше не увидит никогда.

Я нежно погладил своего друга потрепал за ухо и тихо сказал: - Пошли! - Он поднял на меня печальную морду, глубоко и грустно вздохнул и решительно повернувшись, юркнул в салон. Как только мы вошли, стюардесса захлопнула бортовую дверь, и трап медленно отъехал от самолета.

- Ну вот и всё, брат! - сказал я ему. - Летим домой! —

...